Аральск, самый крупный порт на море, был молодым и шумным. Городу задавала ритм огромная землечерпалка. Она круглые сутки работала в порту — рыла канал для кораблей, чтобы те могли подойти к берегу.

— Отец рассказывал: во время войны был страшный голод, они ловили рыбу, закапывали ее в горячий песок и запекали. Из рыбьих костей делали порошок, разбавляли его водой и из этого теста пекли лепешки.

Море было опорой для всех. Наши соседи ловили рыбу, сами коптили, сами продавали. Куча детей у них была. Заходишь к ним — а все завтракают. «Давай, Маржан, иди кушать с нами!». Дадут кусок жирного такого жереха с хлебом — и весь день потом сытая ходишь.

Когда мы подросли — стали бегать на танцы. В порту, на плоту — танцплощадка была. Мы с девчонками танцевать стеснялись — только из кустов смотрели. А девушки посмелее — с парнями знакомились, танцевали. Потом у нас была первая комсомольская свадьба на корабле — наша одноклассница замуж выходила.

— Аральский рыбозавод был очень большим, мы перерабатывали 20 с половиной тысяч тонн рыбы в год! Вы только представьте себе!

В 1975−76 году соленость воды очень выросла, рыба исчезла. Мы тогда постоянно думали: что делать, что делать?! В 80-м году решили привезти с Азовского моря камбалу. Она могла выживать в соленой воде. Я руководил перевозкой. Мы тогда привезли 20 тысяч особей камбалы. Как перевозили? Наливали морскую воду в большие полиэтиленовые пакеты, вполовину меня ростом, запускали туда рыбу — и сразу же везли на самолете на Арал, здесь выпускали. Камбала хорошо размножилась. Но к началу 90-х у рыбаков уже не осталось орудий лова, они начали просить помощи у государства — но государство ничем не могло помочь. Тогда у нас неожиданно появились датчане — профсоюз тамошних рыбаков.

В рамках проекта «От Каттегата (так называется у них там в Дании пролив, где они рыбачат) до Аральского моря» они выделили где-то $ 200−250 тысяч. Закупили оборудование. Люди начали ловить рыбу. Руководителя датчан звали Курт Кристенсен, с ним был помощник его, Генрих. Сейчас Курт обучает рыболовству сомалийских пиратов, а Генрих работает в Танзании. В июле этого года они приезжали к нам в Аральск — 20 лет прошло с тех пор, как они тогда помогли рыбакам.

— Главный звук моего детства — землечерпалка. Она круглые сутки работала в порту, углубляла канал для кораблей. Она издавала очень громкий скрежет-шум. В 11 вечера менялась смена: землечерпалка на 15 минут останавливалась. Летом мы спали на улице. Засыпаешь под скрежет — раз — тишина. Ага, пересменка — и снова засыпаешь. Это у нас как колыбельная была. Такой шум. Привыкаешь.

Первый раз отец взял меня в море на лодке, когда мне было 4,5 года. Я тогда очень испугался и решил, что больше никогда не буду плавать. А потом, лет в 10−12, мы с друзьями угоняли чужие лодки и катались. Вместо вёсел были доски.

В пятом классе я заметил: море отошло от берега уже метров на 20. Корабли не могли подходить к причалу — и его постоянно достраивали. Деревянный мост уходил все дальше и дальше вглубь моря.

Город был очень музыкальным. В трех городских клубах играли музыканты, были танцы. Нас с другом взяли играть в ансамбль, когда мы были в 9 классе, за концерт платили по 10 рублей — громадные по тем временам деньги.

— Когда мы были детьми, мы как-то не придавали особого значения морю — ну, есть и есть. А потом, когда я вернулся из армии, поехал к морю (тогда оно уже сильно ушло от города), там я увидел чаек и песок — даже слезы на глаза навернулись.

Когда мы учились классе в пятом, мы летом каждый день в 4 утра уходили на пристань — ловили рыбу, жарили рыбу, купались. Домой возвращались к 11 вечера. Если на рыбалке чем-то нечаянно резались — никогда не дезинфицировали, только посыпали ранку песком — и все само заживало.

Море тянет людей назад. Многие, кто когда-то уехал, тоскуют по морю. Арал снится. Недавно приезжал немец из Германии — его ребенком увезли из Аральска. Он говорит: не мог ничего с собой поделать — вижу море во сне и все тут.

Город заносит песком. Если выйти на улицу летним днем, не встретишь ни одного прохожего. Слишком жарко и пыльно. Раньше здесь был мягкий приморский климат, сейчас резко-континентальный.

На старых фотографиях судовые краны разгружают и загружают баржи. Когда Аральское море было большим, в порту стояло несколько железных великанов. Сейчас остался последний огромный ржавый кран. Местные ласково называют его «Ганс»: кран был сделан на заводе венгерской компании Ganz Danubius. Так и повелось.